— Ты не спишь, — раздался над ухом его тихий шёпот.
— Сплю.
Грудь Тайлера приподнялась в беззвучном смешке, рука сильнее обвилась вокруг моей талии.
— Спасибо, Мика, — шёпот полный боли.
— За что? — я посмотрела ему в глаза.
Тай провёл пальцами по моему лицу, убрав в сторону локон волос и слабо улыбнулся:
— За то, то дала мне шанс всё исправить.
— Я не давала тебе никакого шанса.
— Да, но я опять тебя обнимаю.
Я не ответила. Вернула голову на плечо проводника и позволила своей ладони оказаться в его тёплой руке.
И всё же… я буду по нему скучать.
На рассвете мы были у окна, ведущего в сектор фантомов — наш сектор воспоминаний. У окна, за которым ждал Фокс. У окна, после которого наши с Тайлером дороги навсегда разойдутся.
Он взял меня за руку, и мы вместе сделали шаг.
Тайлер.
С этого. Всё началось.
С этого момента.
Моё существование в мире живых, что, в конечном счете, привело меня к скитанию по секторам Лимба и к профессии проводника, началось отсюда.
Чёрно-белые кадры, ни грамма цвета. Размытые пятна и бегущие полосы, похожие на помехи в телевизоре при грозе, или во время скачков электричества.
С этой больничной палаты началась моя жизнь. Плачущий ребёнок на руках у женщины. Волосы у неё взмокшие, лицо измучанное, но взгляд преисполненный счастьем. Младенец завёрнутый в тонкое одеяло, на которого эта женщина смотрит с такой нежностью — я.
Воздушная турбина не засасывает, напротив — толкает в спину. Кадры перед глазами мелькают один за другим, как проявленная чёрно-белая фотоплёнка. Холод сковывает тело, в то время когда я не вижу его, не ощущаю. Чувствую себя безликим существом, непрошено вломившимся в историю из жизни какого-то неизвестного мне человека. Но этот человек — это я.
Кадры замирают на мгновение и несутся дальше. Посвящение в историю моей жизни занимает считаные секунды, за картинками почти нереально уследить, но информация поразительным образом будто воскресает в мозгу. Вспыхивает словно буквы на страницах книги, которую давно прочёл и забыл, а сейчас вдруг вспомнил.
Первые шаги, первые слова, первые дни рождения.
Первые слёзы, первые пощёчины от отца, первые побои на теле моей матери.
Рождение моей сестры — рождение Аби.
Её маленькая ручка в моей руке. Улыбка во время младенческого сна. Первые объятья, первые слёзы, крик о том, что она хочет уйти из дома вместе со мной.
Со мной…
Но я оставляю Аби с матерью, после того, как собственными руками чуть не убиваю своего папашу.
Я хотел убить его.
Ненависть вспыхивает в моём сердце давно забытыми воспоминаниями. Закипает. Боль становится невыносимой. Хочется кричать, но я не слышу своего голоса.
Я — существо. Безликое существо.
Я — душа.
Первые драки, потасовки на улице, первое падение с байка. Травма плеча, перелом лодыжки, сотрясение мозга. Уже тогда я играл со смертью. А ещё играл на деньги — учувствовал в гонках по городскому кольцу и получал процент за победы. На эти средства и волочил своё жалкое существование.
Общался с законченными кретинами, которые занимались мелким грабежом и различного рода махинациями. Кочевал из дома одного урода в дом другого, просто ради ночлега. Постоянные вечеринки, тусовки и пьянки плохо сказывались не только на моём здоровье, но и на моральном состоянии. Драки становились чаще, запои — регулярнее, беспорядочные половые связи — как нечто само собой разумеющееся.
У меня не было девушки.
Нет, не так. У меня было много девушек. Слишком много и я не помню лица ни одной из них. А может и помню, но не хочу вспоминать.
Мой образ жизнь был полной дрянью. Ни одного светлого момента. Ни одного ясного дня, когда я мог собой гордиться. Аби — вот что было моим всем. Единственным, что удерживало меня от последнего шага в пропасть. Единственное, что давало силы.
Воздушная турбина с обратным эффектом толкала всё дальше по кривым дорожкам моей жизни. Вплоть до того дня, когда на мне появился этот проклятый всеми мирами браслет. Когда я напился в хлам и сбил… сбил её… Мику…
Мику…
И убил их всех…
Меня толкало дальше — к следующему этапу. Я отчётливо понимал, что должен сейчас увидеть и был уверен в том, что, скорее всего, увижу её — крышку гроба. Или своё гниющее тело. Или просто надгробную плиту. Я был готов. Но Лимб упустил этот момент. Или забыл показать, или не планировал. Не знаю… но я был готов увидеть себя мёртвым.
Вместо этого босые ноги ступили на что-то мягкое. Реальные ноги — теперь я их видел. Картинка перед глазами наполнялась бледными цветами, не яркими и сочными какие свойственны подобным местам; краски по-прежнему были размазанными, но приобрели блёклые оттенки зелёного и голубого.
И мне не нравилось то, что я вижу. Облака какого-то чёрта были на уровне моих рук, я двигался вперёд и разгонял их своим телом, как клубы белого дыма. Я видел под ногами траву, густую и высокую, бледно-зелёного оттенка, но ничего не чувствовал от соприкосновения с ней, будто кожа на ногах атрофирована.
— Там нет никого, — прозвучал за спиной спокойный мужской голос. Или упал с небес, или всего-навсего ожил в моей голове…
Я продолжил движение, думая только о том, как бы поскорее попрощаться с ещё одним дьявольским местом в которое меня занесло. Потому что не здесь я должен находиться. Мика — та, рядом с кем я должен быть сейчас.
— Да нет там никого, — вновь прозвучал голос и я обернулся. — Тот, кто тебе нужен — здесь. Я здесь, — из белой пелены облаков вышел мужчина, в обычной современной одежде, с трёхдюймовой стрижкой на светлых волосах, строгим лицом с мощным квадратным подбородком и светлыми маленькими глазами, которые глядели на меня оценивающе.